Художник Лариса Сорокина: экология – это такие моменты, когда жалко...
Мы в гостях у художницы Ларисы Сорокиной. Читатели журнала уже знакомы с её творчеством по предыдущему номеру, пришло время познакомится с ней самой.
Узнать, разгадать художника, казалось бы, можно по его творениям, ибо, как говорится в песне Окуджавы, «каждый пишет, как он дышит», но сложные образы не всегда открываются полностью и судить по ним трудно. Картины Ларисы, например, не сразу рассмотришь как следует – так, чтобы проникнуть в глубину их сути. Однако на них можно смотреть бесконечно долго, они притягивают взгляд и долго не отпускают. И через время открывают врата в свой удивительный мир.
Узнать, разгадать художника, казалось бы, можно по его творениям, ибо, как говорится в песне Окуджавы, «каждый пишет, как он дышит», но сложные образы не всегда открываются полностью и судить по ним трудно. Картины Ларисы, например, не сразу рассмотришь как следует – так, чтобы проникнуть в глубину их сути. Однако на них можно смотреть бесконечно долго, они притягивают взгляд и долго не отпускают. И через время открывают врата в свой удивительный мир.
Все стены в помещении, куда мы входим, заставлены картинами, и в небольших промежутках между ними видны – своеобразные предметы, сделаные оригинальным способом самой хозяйкой. Настенные полочки, буфет, светильники, кувшинчики и много-много другого, и глаза невольно, что называется, разбегаются. Среди предметов немало и старинных вещей.
– Вы окончили Московскую краснопресненскую художественную школу. Значит, рисуете с юного возраста, лет с десяти...
– И даже раньше.
– И даже раньше.
– А после школы окончили ГИТИС...
– Да. Но не мучайте, пожалуйста, меня расспросами о биографии.
– Да. Но не мучайте, пожалуйста, меня расспросами о биографии.
– У вас здесь много старинных предметов. Вы любите старину?
– Обожаю. Везде, где оказываюсь, посещаю все блошиные рынки. Европейские и другие. И тут – в России – собираю, что могу. Вот у меня киот из деревни – старинный. И эти графины – тоже почтенного возраста. Старинные предметы – они такие теплые, несут много всего интересного.
– Обожаю. Везде, где оказываюсь, посещаю все блошиные рынки. Европейские и другие. И тут – в России – собираю, что могу. Вот у меня киот из деревни – старинный. И эти графины – тоже почтенного возраста. Старинные предметы – они такие теплые, несут много всего интересного.
В тверской деревне у нас дом, а в нем печь, на которую можно забраться. Там приятно спать – дети так и делают. Настоящая русская печь. В ней раньше даже мылись, но мы не пробовали, конечно. А жители, которые в этом доме раньше жили, мылись. «Девочка из города» – читали в детстве книгу Воронковой?.. Вот такая печка нам досталась. А люди их разрушают, чтобы места было больше. Мы оставили. Она причем из глины, то есть кирпичи хозяева сами лепили из глины – так полагалось. Сейчас уже мало, кто так делает. Но в нашей деревне по 100 лет с лишним всем домам. У нас есть баня. Бревна её по старинке переложены мхом. Он антисептик, экологически чистый. Утеплитель. Главное, чтоб птички его не склевали, – закрывать надо.
У меня на даче хранятся три корзины с заготовленной новой дранкой, которую прежние хозяева не успели использовать. Знаете, что это? Специальным ножом стесывают с бревна тонкие пластиночки, потом ими кроют крышу. В деревне до сих пор есть дома с такой кровлей. Она от времени стала серебристого цвета – и такая красивая. А у меня новенькая лежит – для творчества. Лет двадцать лежит, из деревни её привезла и храню в корзинах. Корзины – рукотворные, плетеные. Я думаю стену какую-нибудь оформить. Красиво и экологично. Пока, правда, стен таких не нашлось, вот и стоят корзины полные.
(Открывает страничку планшета) Посмотрите, тверская атрибутика наша. Столики от швейных машин, корзинки, веретена, челноки. Утварь вся деревенская. Даже ткацкий станок у меня есть. Настоящий.
У меня на даче хранятся три корзины с заготовленной новой дранкой, которую прежние хозяева не успели использовать. Знаете, что это? Специальным ножом стесывают с бревна тонкие пластиночки, потом ими кроют крышу. В деревне до сих пор есть дома с такой кровлей. Она от времени стала серебристого цвета – и такая красивая. А у меня новенькая лежит – для творчества. Лет двадцать лежит, из деревни её привезла и храню в корзинах. Корзины – рукотворные, плетеные. Я думаю стену какую-нибудь оформить. Красиво и экологично. Пока, правда, стен таких не нашлось, вот и стоят корзины полные.
(Открывает страничку планшета) Посмотрите, тверская атрибутика наша. Столики от швейных машин, корзинки, веретена, челноки. Утварь вся деревенская. Даже ткацкий станок у меня есть. Настоящий.
– Где же вы взяли ткацкий станок?
– В деревне. У меня очень много утвари. Вся моя дача ею заполнена.
– В деревне. У меня очень много утвари. Вся моя дача ею заполнена.
– Вы ходите по людям и собираете? Или сами приносят?
– В нашем доме было что-то, когда его покупали. И еще раньше забулдыги местные приносили за водку. Теперь их нет. Жителей в деревне уже нет вообще. 270 км от Москвы. Пару дачников – и все.
– В нашем доме было что-то, когда его покупали. И еще раньше забулдыги местные приносили за водку. Теперь их нет. Жителей в деревне уже нет вообще. 270 км от Москвы. Пару дачников – и все.
– А историю любите?
– А историю я вряд ли знаю, и поэтому не очень как-то к ней тянусь. Но быт старинный мне очень интересен; интересно, как люди живут и где. Дико интересно. Дочь говорит, что мне нужен телеканал какой-нибудь специальный телевизионный – «Племена – 24». Как я люблю про племена – о боже! – про быт, про уклад. Мне безумно интересно! Мы когда на Бали были, очень хотелось в поездку поехать – туда, где племена, в Папуа. Нам рассказывали о них, это прямо рядом все было. Но поездка так и не осуществилась, и все увидеть своими глазами не пришлось. Зато на Бали я видела много экзотический растений, а это моя любовь.
– Вы создаете себе для работы специальную атмосферу?
– Не всегда, но чаще всего создаю.
– Вы включаете музыку?
– Да, конечно. Классику. Вивальди, Моцарта, Чайковского. По душе поп-классика – хороша же очень! В последнее время мне понравилось слушать «радио Аура» – там такая замечательная музыка! Не классика, а современная, но привлекает. Она меня умиротворяет. И еще, когда работаю, люблю слушать пение птиц. У меня много дисков с записями: японская флейта, птички, шум леса.
– А насколько у вас хватает творческого запала? Как долго вы можете работать?
– Целую ночь – запросто, это для меня естественно. Часто целый день работаю. Утром я сплю. Утром я не могу жить на свете. Просплю его, а потом живу долго и до утра. Я могу много проработать. Меня же это увлекает, это же мое. Не асфальт же кладу. Хотя очень устаю. У меня заболевает вся спина, все мышцы, шея.
– Что-то вас вдохновляет на создание картин или вы методично каждый день, как на работу...
– По-разному. Хорошо вдохновляют поездки.
– А погода? Когда солнышко, например.
– Не всегда хочется солнышка. Вот закат – это да, вдохновляет. Закатное солнышке для меня лучше других солнышек. Закаты я люблю.
– Не всегда хочется солнышка. Вот закат – это да, вдохновляет. Закатное солнышке для меня лучше других солнышек. Закаты я люблю.
– Если бы сейчас был закат, то вы тут же захотели бы рисовать?
– Да, но не в Москве. Это можно где-нибудь на море, в горах или еще где-нибудь. Или хотя бы на природе в Московской области. У меня много картин, на которых изображены закаты. Энное количество пастелей.
–Вы говорите, что вас вдохновляют поездки? Расскажите об этом.
– Два года назад у меня была выставка в Русском доме в Софии, и я отлучалась на этюды, на гору Витоша. Я рано вставала, брала свои рулоны, пастель, надевала кеды и шла в горы. На целый день. На одном месте подолгу не задерживалась. Сделала что-то – и дальше. И так все выше, выше, выше. Работы в камни зарывала, чтоб не носить в гору, а потом, когда возвращалась обратно, вниз, забирала.
– Два года назад у меня была выставка в Русском доме в Софии, и я отлучалась на этюды, на гору Витоша. Я рано вставала, брала свои рулоны, пастель, надевала кеды и шла в горы. На целый день. На одном месте подолгу не задерживалась. Сделала что-то – и дальше. И так все выше, выше, выше. Работы в камни зарывала, чтоб не носить в гору, а потом, когда возвращалась обратно, вниз, забирала.
– А если бы кто-то нашел ваш клад?
– Не боялась. Я однажды шла, шла – и поднялась до какого-то высокого уровня. Все в тумане, в камне, серое-серое. Уже холодно было – потому что поднялась высоко в горы. И вдруг рассеивается туман и открывается – огромная каменная голова. В бездне. Голова – будто какой-то пьяный – опухшее лицо, глаза щелочки. А потом все снова заволокло туманом. Я дала имя этой каменной голове – Витоша. Потом у всех знакомых спрашивала: «Кто это у вас там в горах? Что за каменная голова?» А никто её не видел. Я у многих спрашивала – все они местные. Но бесполезно – никто не знает. Видно, туман там рассеивается редко и увидеть каменную голову можно в редкие мгновения. А мне она открылась и тут же закрылась. (Показывает на планшете.)
– Не боялась. Я однажды шла, шла – и поднялась до какого-то высокого уровня. Все в тумане, в камне, серое-серое. Уже холодно было – потому что поднялась высоко в горы. И вдруг рассеивается туман и открывается – огромная каменная голова. В бездне. Голова – будто какой-то пьяный – опухшее лицо, глаза щелочки. А потом все снова заволокло туманом. Я дала имя этой каменной голове – Витоша. Потом у всех знакомых спрашивала: «Кто это у вас там в горах? Что за каменная голова?» А никто её не видел. Я у многих спрашивала – все они местные. Но бесполезно – никто не знает. Видно, туман там рассеивается редко и увидеть каменную голову можно в редкие мгновения. А мне она открылась и тут же закрылась. (Показывает на планшете.)
Вошебство. Гора Витоша. Болгария. 2014. Бум. паст.50х70 (сверху)
Гора Вихрен. Болгария. 2008, бумага, пастель, 40х56
Вот мои горы в Болгарии. Вот озеро – называется Темное. Вот еще озеро. Гор тут целая серия. Вот – маки, маки...
В Болгарии аутентичное место такое есть – городок Копривштица. Посмотрите на картину.
В Болгарии аутентичное место такое есть – городок Копривштица. Посмотрите на картину.
– Это ваша? Она отличается от остальных.
– Моя. Вернее, уже не моя. Её скоро увезут... Я только её автор.
– Моя. Вернее, уже не моя. Её скоро увезут... Я только её автор.
– Красиво.
– А горы у меня не только болгарские. Вот, например, город Энгельберг, это в Швейцарии. От Люцерна сорок минут еще на поезде. Там кончается железная дорога. Городок очень маленький и все в нем закрывается в 5 часов вечера, даже полиция. Там в горах ледник Титлис: яркие бирюзовые пласты льда, кое-где покрытые снегом. Прямо с него я каталась на лыжах. Знаю, что катаются с этого ледника круглый год, но, правда, этого не видела, сама была только зимой.
– А горы у меня не только болгарские. Вот, например, город Энгельберг, это в Швейцарии. От Люцерна сорок минут еще на поезде. Там кончается железная дорога. Городок очень маленький и все в нем закрывается в 5 часов вечера, даже полиция. Там в горах ледник Титлис: яркие бирюзовые пласты льда, кое-где покрытые снегом. Прямо с него я каталась на лыжах. Знаю, что катаются с этого ледника круглый год, но, правда, этого не видела, сама была только зимой.
Будда. Энгельберг. Швейцария. 2010. Бум. паст. 51х63
В Энгельберге – горы, горы, горы. И среди них – глыба, очень похожая на Будду. Нерукотворная глыба. Расщелина мешает к ней подобраться близко. Эта глыба испокон веков там, она видна издалека, но до времени никто не обращал внимание на сходство её с Буддой. И только в восемьдесятых годах один китаец, увидев со смотровой площадки, нашел в ней черты божества. Я даже не понимаю как: а раньше что? Будда был же там всегда! Теперь там табличка, информация. Туда туристы азиаты приезжают, поднимаются на смотровую площадку, смотрят. Лыжи им неинтересны, как европейцам, а только на Будда. Ну, очень похож. Ну, прямо Буда-Буда – до мочек ушей.
На Фудзи были. Очень интересно. Там получилась целая история открытия Фудзи. Приезжаем. Место любования Фудзи, дом отдыха для рабочих завода холодильников. Но холодильники японские, хорошие. Поэтому соответствующий и дом отдыха. Озеро рядом. Большое, тянется до самой горы, но обойти можно.
На Фудзи были. Очень интересно. Там получилась целая история открытия Фудзи. Приезжаем. Место любования Фудзи, дом отдыха для рабочих завода холодильников. Но холодильники японские, хорошие. Поэтому соответствующий и дом отдыха. Озеро рядом. Большое, тянется до самой горы, но обойти можно.
На берегу много рыбаков, они целыми днями там просиживают, отвлекаясь от семьи – от жены, от детей, а пойманную рыбу... отпускают или угощают водоплавающих птиц. Домики. Есть горячий источник, где можно лежать и любоваться Фудзи. Отдыхай и наблюдай. Но Фудзи нет. Серое небо – и горы не видать. Живем день, живем два. Вдруг разошлись облака... У меня тогда еще фотоаппарат был с пленкой, – все давно перешли на цифровой, а я все никак не собралась... И когда облака разошлись, открылся вид: горы, горы, горы. Я давай пленку за пленкой изводить – снимаю: ну, Фудзи же! Только ничего особенного не вижу. Снимаю и думаю: «Японцы странные – любят они, наверное, свою Фудзи – такую, какая есть. Что ж поделать. Такие у них горы». Ну, ладно, думаю, Фудзи и Фудзи. Проходит еще день, второй, третий. Вдруг появляется на весь экран неба эта гора со снежной вершиной. Невероятно огромная! На весь экран неба – одна гора. Исчезло все остальное. То, что для меня было несколько дней назад горами, – теперь казалось какими-то пригорочками. И на фоне Фудзи – их не стало.
Фудзи- сан. 2008. 44х48.бумага, пастель.
Это было очень неожиданно. Смешно как-то вышло. Я штук пять пленок по 36 кадров использовала, когда фотографировала эти пригорки. А потом – открылась она. Конечно, удивила, потому что она невероятно большая и – одна! И красота!
– На саму Фудзи пленки хватило?
– Да, да, у меня много было.
– На саму Фудзи пленки хватило?
– Да, да, у меня много было.
– А где вы рисовали эти опунции?
– Опунции, семейство кактусовых. Я обнаружила их в Марокко. Между прочим, плоды можно есть. Их местные жители очищают и едят. Или продают – они кисленькие такие. Ослики их едят. Ну, эти даже колючки могут. А самое удивление – это растение, его формы.
– Опунции, семейство кактусовых. Я обнаружила их в Марокко. Между прочим, плоды можно есть. Их местные жители очищают и едят. Или продают – они кисленькие такие. Ослики их едят. Ну, эти даже колючки могут. А самое удивление – это растение, его формы.
Опунция. Марокко. 2008. Карт. темп. 48х34
А вот на этой картине... В Марокко растет аргановое дерево. Теперь уже о нем в России известно. Появились шампуни, масло, а в те годы, когда я увидела это дерево впервые, никой арганы у нас еще не было. Оно, видимо, родственник облепихи, потому что тоже колючки и тоже ягодки, которые, кстати, похожи на оливки. И по колючим веткам этого дерева лазят... козы. Я это видела своими глазами: один козленочек, маленький, даже повис, плачет: бе-ме... Как они вообще держаться? Это удивительно. Козы съедают эти колючки и ягоды.
(Показывает фото на планшете.) Вот натюрморт еще. Все предметы, которые на картине, сейчас находятся прямо перед вами: вот тот самый кувшин, вот та же кружка, вот тыква, которая уже высохла, а на окне – видите? – тыковка африканская.
(Показывает фото на планшете.) Вот натюрморт еще. Все предметы, которые на картине, сейчас находятся прямо перед вами: вот тот самый кувшин, вот та же кружка, вот тыква, которая уже высохла, а на окне – видите? – тыковка африканская.
– А есть у вас картины российских красот?
– Я была очарована одним местом на Волге. Рядом, где Завидово. Я ездила туда с пастелью. Там люди живут в таких шалашах, которые строят себе просто на лето...
Это было такое удивление жизни. Из Москвы люди приезжают. И делают себе шалаши, а еще ставят палатки, строят маленький домик – но только на лето. Да, и так каждый год – десятилетиями. Удивительно. Нам как привычно: у тебя участок, ты его обустраиваешь, заботишься о нем. А тут: место не твое, но ты все время приезжаешь сюда на лето, сооружаешь что-то... Я сделала на Волге несколько картин. На них коряги, коряги – захотелось их нарисовать. Вот одна из волжских картин (на фото).
Это было такое удивление жизни. Из Москвы люди приезжают. И делают себе шалаши, а еще ставят палатки, строят маленький домик – но только на лето. Да, и так каждый год – десятилетиями. Удивительно. Нам как привычно: у тебя участок, ты его обустраиваешь, заботишься о нем. А тут: место не твое, но ты все время приезжаешь сюда на лето, сооружаешь что-то... Я сделала на Волге несколько картин. На них коряги, коряги – захотелось их нарисовать. Вот одна из волжских картин (на фото).
– И опять любимая графика...
– Ну, да. Это на холсте темперой. И она довольно большая. (Перелистывая страницу на планшете) Вот, например, так же пастелью – коряги, коряги. В народе зовется – «коряжник». Удивительное место!..
Ой, а вот эта картина – яблоневая аллея около МГУ. В свое время была же целая буча, что её вырубают. Мы подписывали какие-то письма, на каждом столбе оставляли объявления с просьбой выступить против вырубки этой аллеи. Я, испугавшись, что она исчезнет, давай скорее запечатлевать её на картине. Вот и получился такой оберег, что ли. Аллея, конечно, стоит, никто её не тронул, но тогда – так напугали. Представить страшно – взяли бы и срубили! Боже, такой красоты эти яблоньки, они же такие... все изогнутые... Слава богу, обошлось.
Ой, а вот эта картина – яблоневая аллея около МГУ. В свое время была же целая буча, что её вырубают. Мы подписывали какие-то письма, на каждом столбе оставляли объявления с просьбой выступить против вырубки этой аллеи. Я, испугавшись, что она исчезнет, давай скорее запечатлевать её на картине. Вот и получился такой оберег, что ли. Аллея, конечно, стоит, никто её не тронул, но тогда – так напугали. Представить страшно – взяли бы и срубили! Боже, такой красоты эти яблоньки, они же такие... все изогнутые... Слава богу, обошлось.
– А когда у вас была последняя выставка?
– Два года назад проходила персональная выставка в Академии художеств и в Таруской картинной галерее. После них были совместные выставки в ЦДХ, в галерее на Каширке – в основном, с художниками, работающими в жанре современного искусства, абстракции. Мои картины нельзя, конечно, отнести к абстракции, и не очень-то они соответствуют и современному искусству. Они между тем и другим.
Лопухи. Холст на картоне, темпера. 50х60 (снизу)
– Как же вы называете свой жанр?
– Не мне определять жанры. Мне-то какая разница, какой он у меня. Я совершенно не хочу об этом думать. Все равно, как назовут.
– А на этом фото вы с хлопком?
– Фотография с выставки в ЦДХ. За мной тут моя картина – ландшафтная абстракция. А у меня в руках хлопок. Я прошла после вернисажа с этой веткой через весь город, пешком, и прохожие постоянно меня спрашивали: что это такое? Я была ужасно удивлена, потому что думала, что всем известно, как выглядит хлопок. Но факт – спрашивали. А потом эту самую фотографию увидела одна девушка. Она раньше жила в Средней Азии. И вдруг говорит: «Ой, кошмар!» Стала дико возмущаться, ругаться:
– Это хлопок! Я его ненавижу! Мы же, как рабы, работали на полях, собирали его!
Такое разное мнение. Вся Москва восхищалась, интересовалась, что это за растение такое экзотическое, а девушка, которая школьницей собирала его – пришла в негодование!
– Это хлопок! Я его ненавижу! Мы же, как рабы, работали на полях, собирали его!
Такое разное мнение. Вся Москва восхищалась, интересовалась, что это за растение такое экзотическое, а девушка, которая школьницей собирала его – пришла в негодование!
– Чем она теперь занимается?
– Она художник-керамист... Я помню, мы тоже ездили на сбор урожая в брежневские времена. Нас посылали на картошку.
– А нас на хмель...
– Хмель мне очень нравится. Очень красиво вьется. У нас в тверской деревне он растет активно. И у меня хмель там везде на участке. А местные жители раньше делали из него пиво...
– Мне все не дает покоя лампа, которая стоит прямо перед нами. Похоже, старинная...
– Лампа – это мое творчество. Все детали я собрала отдельно. Купила вазу, она стала основанием. На Арбате приобрела латунную конструкцию от старинной лампы. Вставила её одним концом в вазу, а ко второму концу прикрепила абажур, который нашла на помойке. Обратите внимание – в старинной конструкции фаянсовые цоколи – таких уже давно не производят, заменили на пластмассу... Вот так собрала все и вышла настольная лампа.
– И что – она работает? Светит?
– Конечно, все работает. Когда старым вещам дают новую жизнь – это называется апсайклинг.
– Вы давно занимаетесь апсайклингом?
– Я, собственно, это делаю всю жизнь и только недавно узнала это слово. Апсайклинг. Из любой вещи можно столько всего сделать! Это же дико интересно. Я не могу пройти мимо старых вещей. А уж абажур когда увижу на помойке – это счастье, прямо аж дух захватывает. Почему люди не понимают? Это же так естественно. Приобрести новую вещь, конечно, проще. Но это так скучно: заплатил деньги и купил с доставкой на дом. Банально.
Вот раковина – двойная. Когда я иногда жила у бабушки в коммуналке, такая же точно была у нас неё кухне, я её помню, то есть это мое раннее детство. Иду мимо помойки, вижу – раковина. Я скорей к рабочим за помощью, – они мне погрузили ее на багажник авто. И увезла на дачу. Она много лет лежала у меня, почти двадцать лет, ждала своего часа. В мае только решила взяться за нее. Солнца у меня нигде нет, а тут уголок нашелся. Я притащила раковину, насыпала земли в нее и посадила цветы.
Вот раковина – двойная. Когда я иногда жила у бабушки в коммуналке, такая же точно была у нас неё кухне, я её помню, то есть это мое раннее детство. Иду мимо помойки, вижу – раковина. Я скорей к рабочим за помощью, – они мне погрузили ее на багажник авто. И увезла на дачу. Она много лет лежала у меня, почти двадцать лет, ждала своего часа. В мае только решила взяться за нее. Солнца у меня нигде нет, а тут уголок нашелся. Я притащила раковину, насыпала земли в нее и посадила цветы.
– А цветы какие?
– Это бархатцы. Я их так люблю – мои самые любимые цветы на свете. Они так пахнут! И стоят до самого до мороза. И ведь они еще разного цвета. Обожаю!
А еще столики у меня есть. Были такие треноги. Они где-то в ткачестве использовались. Видимо, бабина какая-то была... Непонятно. А я сверху треноги прикрепила деревянную столешницу.
А в ванной комнате я сделала недавно абажуры. Покупать в магазинные – не интересно. Я взяла садки для рыбки – знаете, такие сетки металические, в них приспособила лампочки. Эти сетки латунные, очень красивые. А сверху прикрепила ракушечки там всякие, камешки с дырочками. Вот и вышел светильник.
А еще столики у меня есть. Были такие треноги. Они где-то в ткачестве использовались. Видимо, бабина какая-то была... Непонятно. А я сверху треноги прикрепила деревянную столешницу.
А в ванной комнате я сделала недавно абажуры. Покупать в магазинные – не интересно. Я взяла садки для рыбки – знаете, такие сетки металические, в них приспособила лампочки. Эти сетки латунные, очень красивые. А сверху прикрепила ракушечки там всякие, камешки с дырочками. Вот и вышел светильник.
– Настольная лампа, расписанная под бамбук, – тоже апсайклинг?
Нет, она из ИКЕИ. Только я её изменила. У неё был белый абажур и черная стойка. Скучно. Я перекрасила абажур, сделала на нем бамбуковый рисунок. А стойку железную закрыла. Слепила из глины шесть цилиндриков, покрыла акриловой краской под бронзу. Потом надела на стойку эти цилиндрики. Это тема бамбука. Мне нравится цвет и структура его. У меня есть картина «Бамбук». А теперь и абажур бамбуковый. И еще я сделала серию торшеров, одев на базовое основание просверлиннве чашки, блюдечки, горшочки, тарелочки.
А комод – я его достала из-под снега в деревне. Жителей нету, все в снегу. Там наверное мыши жили! Но он же красоты необыкновенной – как можно такое выбросить? Взвалила на машину и мигом на дачу. Позднее отреставрировала. Он и живет.
Часы эти мои видели? Двое – на стене висят.
Часы эти мои видели? Двое – на стене висят.
– В них какие-то вазочки стоят.
– Теперь они – закрытые полочки. А были часы. Только механизма в них давно уже нет, сгнил. Получились полочки для вазочек.
– А где вы взяли эти бывшие часы?
– В деревне. Валялись. Это же всё валяется. Даже на огороде у людей можно найти. Считается, что это ненужный хлам. Не все же люди любят старое.
– А буфет, который у окна, как вам достался?
– Буфет куплен у одной бабушки. Он был в масляной коричневой краске для пола. Я его отшкурила, отодрала всю эту краску. Пришлось повозиться.
А в старом киоте стоят фигурки.
Раньше у меня здесь висела виолончель, теперь она на даче. В музыкальной школе хотели сжечь старые инструменты. Когда я увидела, мне так их стало жалко! Они же красоты необыкновенной. Ой, говорю, давайте мне, я все заберу. Загрузила в машину и увезла. И гитару, и домбру, и виолончель. Из них у меня получились шкафчики для дисков. Полочки там были. Шкафчик-виолончель закрывается, там встроен замочек. Увезла на дачу, а то в квартире пространства много занимает. Смотреть красиво, а пользоваться неудобно. Но эстетика важнее комфорта.
Контрабас бы вот найти. В нем такой шкаф можно было бы сделать. Контрабас хочу – но такой, выброшенный.
(Показывает фото) Это на даче у меня. Нашла очередной сломанный венский стул, покрасила, и теперь он стал подпоркой для пионов.
Это была раковина, теперь в ней растут цветы. Вот еще шкафчик... Иду как-то с почты, смотрю – шкафчик на помойке. Я так обрадовалась. Обхватила его и так в обнимку с ним потащилась к машине. Он грязный такой, пыльный. (На фото.) Вот я его уже раскрасила. Акрилом своим художественным. По-моему, он бесценный. Он же удобный. Он замечательный. Почему-то выбросили, наверное, не поняли, что с ним можно сделать.
(Другое фото.) Вот еще один шкафчик – в него кошка залезла и живет там. Он еще недоделан, над ним надо еще думать: как и что. А этот – из ИКЕИ, я доски приклеила, покрасила. Теперь кошки там лежат. Они такие очеловеченные.
А в старом киоте стоят фигурки.
Раньше у меня здесь висела виолончель, теперь она на даче. В музыкальной школе хотели сжечь старые инструменты. Когда я увидела, мне так их стало жалко! Они же красоты необыкновенной. Ой, говорю, давайте мне, я все заберу. Загрузила в машину и увезла. И гитару, и домбру, и виолончель. Из них у меня получились шкафчики для дисков. Полочки там были. Шкафчик-виолончель закрывается, там встроен замочек. Увезла на дачу, а то в квартире пространства много занимает. Смотреть красиво, а пользоваться неудобно. Но эстетика важнее комфорта.
Контрабас бы вот найти. В нем такой шкаф можно было бы сделать. Контрабас хочу – но такой, выброшенный.
(Показывает фото) Это на даче у меня. Нашла очередной сломанный венский стул, покрасила, и теперь он стал подпоркой для пионов.
Это была раковина, теперь в ней растут цветы. Вот еще шкафчик... Иду как-то с почты, смотрю – шкафчик на помойке. Я так обрадовалась. Обхватила его и так в обнимку с ним потащилась к машине. Он грязный такой, пыльный. (На фото.) Вот я его уже раскрасила. Акрилом своим художественным. По-моему, он бесценный. Он же удобный. Он замечательный. Почему-то выбросили, наверное, не поняли, что с ним можно сделать.
(Другое фото.) Вот еще один шкафчик – в него кошка залезла и живет там. Он еще недоделан, над ним надо еще думать: как и что. А этот – из ИКЕИ, я доски приклеила, покрасила. Теперь кошки там лежат. Они такие очеловеченные.
– Кошкин дом. Сколько у вас кошек?
– Не знаю. Много, несколько. И две собаки у меня есть. Их нужно было спасти. В разное время ездила за ними аж в Тарусу. Умнейшие красивые собаки, живут у нас и радуются, и нас радуют.
– Вы, надо думать, обожаете животных?
– Да, конечно. У меня и козлик живет на даче. Белый, как снег, зовут сСнежок. Нам его подарили, и сказали, что он камерунский карликовый. А он вырос. И стал очень большим.
– Да, конечно. У меня и козлик живет на даче. Белый, как снег, зовут сСнежок. Нам его подарили, и сказали, что он камерунский карликовый. А он вырос. И стал очень большим.
– Он не бодается?
– Нет, он такой хороший. Правда, у него теперь рога страшные, мы стараемся близко к нему не подходить. Мало ли. А раньше он даже в квартире жил, на балконе.
– У вас тут надписи на стене. Это вам дает что-то для творчества или они для красоты?
– Ну что вы, разве это красиво, это же безобразно, тем более плохим шрифтом. Вот иногда я забываю эти слова, читаю и умнее становлюсь.
(Читает.) «Индивидуальность человека заранее определяют меру возможного для него счастья». Шопенгауэр. Очень хорошие, кстати, слова.
(Читает.) «Делай что должен, и будь что будет». Ну, это банальность.
(Читает.) «Мир, в котором живет человек, зависит прежде всего от того, как его данный человек понимает, а следовательно, от свойств его мозга: сообразно с последним мир оказывается то бедным, скучным и пошлым, то наоборот, богатым, полным интереса и величия». Это тоже Шопенгауэр. И еще, его же: «Девять десятых нашего счастья основано на здоровье». Так просто и так правильно. И так лаконично.
(Читает.) «Пока ты не доволен жизнью, она проходит». Квинтэссенция всего.
(Читает.) «Индивидуальность человека заранее определяют меру возможного для него счастья». Шопенгауэр. Очень хорошие, кстати, слова.
(Читает.) «Делай что должен, и будь что будет». Ну, это банальность.
(Читает.) «Мир, в котором живет человек, зависит прежде всего от того, как его данный человек понимает, а следовательно, от свойств его мозга: сообразно с последним мир оказывается то бедным, скучным и пошлым, то наоборот, богатым, полным интереса и величия». Это тоже Шопенгауэр. И еще, его же: «Девять десятых нашего счастья основано на здоровье». Так просто и так правильно. И так лаконично.
(Читает.) «Пока ты не доволен жизнью, она проходит». Квинтэссенция всего.
– У вас характер волевой?
– Не знаю.
– Что означает для вас экология?
– Экология – понятие широкое. Экология здоровья, экология мозга, экология всего-всего.
Экология – она обо всем. Особенно мне нравится экология мозга, – чтоб ничто не мешало думать о том, о чем думать для тебя важно. Не надо смотреть чепуху, читать чепуху, слушать чепуху, говорить чепуху, – чтобы не думать о глупостях.
Кстати, я своими руками вырастила лес на своем участке, на даче. Лет двадцать ему уже. Он так разросся, что неба не видно. Поэтому у меня тень повсюду. На балконе вот солнце нашла, и там в ящике посадила зелень.
В моих поездках был такой случай. Маленький городок Ба́нско на юго-западе Болгарии меня поразил своим удивительным запахом. Он распространялся повсеместно. Я не сразу поняла его происхождение. Банско – это старинным болгарский городок, известный горнолыжный курорт. Жители топят камины. И дымок расходится по всему городку. Оказывается, для каминов они используют дрова из лиственницы! Представляете? Мне жалко. Лиственницы и еще какого-то очень ценного дерева, я забыла какого.
– Экология – понятие широкое. Экология здоровья, экология мозга, экология всего-всего.
Экология – она обо всем. Особенно мне нравится экология мозга, – чтоб ничто не мешало думать о том, о чем думать для тебя важно. Не надо смотреть чепуху, читать чепуху, слушать чепуху, говорить чепуху, – чтобы не думать о глупостях.
Кстати, я своими руками вырастила лес на своем участке, на даче. Лет двадцать ему уже. Он так разросся, что неба не видно. Поэтому у меня тень повсюду. На балконе вот солнце нашла, и там в ящике посадила зелень.
В моих поездках был такой случай. Маленький городок Ба́нско на юго-западе Болгарии меня поразил своим удивительным запахом. Он распространялся повсеместно. Я не сразу поняла его происхождение. Банско – это старинным болгарский городок, известный горнолыжный курорт. Жители топят камины. И дымок расходится по всему городку. Оказывается, для каминов они используют дрова из лиственницы! Представляете? Мне жалко. Лиственницы и еще какого-то очень ценного дерева, я забыла какого.
Недавно по телевизору показывали кадры, как женщина на токарном станке делает из замечательного, красивого толстого бревна – скалку. Меня очень удивила такая неэкологичность сюжета. Ну как можно целое бревно пустить на стружку, а затем вить из нее скалку! Скалка сто рублей стоит, а тут извели целое бревно. И как же эта женщина не понимает, что это показывать нельзя – это ненормально. Жалко бревнышко.
Экология – это такие моменты, когда жалко.
Экология – это такие моменты, когда жалко.
В гостях у Ларисы Сорокиной были:
Ольга ПАНАРИНА,
Юрий АНДРИЙЧУК
Ольга ПАНАРИНА,
Юрий АНДРИЙЧУК
- Подробности
- Категория: Эко интересно
- Опубликовано 10.07.2016 18:14
- Просмотров: 13
Комментариев нет:
Отправить комментарий